Аурора: Мне было тогда 14 лет, но я хорошо помню, что Селия пробыла у нас день или два, а потом пошла к моему брату Игнасио, где оставалась еще пару дней. Затем Игнасио отвез ее в Мансенильо. Это случилось накануне.
А на следующее утро к нам прибежала соседка и сказала: “Кресенсио, высадился Фидель!” Папа ушел, а мы остались дома и слышали гул пролетающих самолетов и разрывы бомб,
Селия: Мы сразу узнали о высадке по различным признакам. Начали бомбить район Никеро, перекрыли дороги, по ним шли только грузовики с солдатами.
Мы старались проникнуть в глубь Сьерры, чтобы установить связь с Фиделем. Но связи все не было, и я решила спуститься с гор: Игнасио к тому времени уже схватили в Пилоне. В это время дождей обычно не бывает, поэтому дороги там были в неплохом состоянии. До Никеро можно добраться за час, а оттуда до района высадки — за пятнадцать минут. У нас были наготове люди, чтобы вывести из строя телефонную линию между Никеро и Пилоном и оставить войска без связи. Тогда одна группа участников высадки с “Гранмы” могла бы атаковать Никеро, а другая — Пилон.
В Пилоне они чувствовали бы себя уже почти что в Сьерре, потому что он расположен на южных отрогах Сьерра-Маэстры. И тогда не было бы никаких проблем. Но... Высадись они не возле болота, а на отмели, все было бы по-другому: после высадки взяли бы грузовики и “джипы”, заправились горючим и без тру да захватили бы казармы — ведь у них было оружие, а нападение было бы внезапным.
“Боэмия”: Самолет военно-воздушных сил "Каталина" описывал широкие круги над заливом Гуаканайябо. Он то углублялся на несколько миль в море, то снова возвращался к земле и летел вдоль неровной кромки берега, над мелководьем и песчаными отмелями. Пейзаж представлял собой однообразную картину: вода, горы сельва, без всяких признаков человеческой жилья. Это был один из самых удаленных труднодоступных районов на востоке страны Но вот самолет стал снижаться, экипаж оживился. Внизу, как крохотная точка на море виднелось какое-то суденышко. Оно стоял неподалеку от берега, напротив устья реки Белик. Самолет снизился. Теперь суденышко находилось одновременно в поле зрения бинокля и под прицелом авиационного пулемета 50-го калибра.
При более тщательном наблюдении удалось установить, что это было не рыбачье судно а катер, окрашенный в зеленый и белый цвет длиной около 50 футов. Присутствие его при подобных обстоятельствах в этом месте означало, что только что произошла высадка экспедиционного отряда.
Абилио Кольядо: В шесть часов утра 2 декабря мы подошли пляжу Лас-Колорадас, расположенному севере восточнее мыса Крус. Как сейчас помню, Фидель отдал приказ:
— Высаживаемся здесь!
Перед высадкой спели Национальный гимн, Фидель произнес короткую речь. Затем мы разделились на небольшие группы и начали npыгать в воду. Выходили на берег по узкой, заболоченной полосе. Продвигаться было очень трудно, мутная вода доходила иногда до плеч Ho вот, наконец, под ногами твердая почва. Мы — на Кубе.
Рене Родригес: Мы думали, что высадимся в Никеро, — так был план Фиделя. Но точно курс выдержать не удалось: маяк, по которому можно было ориентироваться, не нашли. Когда рассвело, стоял у правого борта.
Расстроенный и озабоченный Фидель мне:
— Предупреди людей, будем высаживаться отмели.
Я пошел к носовой части, передал слова Фиделя и тут же вернулся к нему. Тогда он сказал мне:
— В воду!
С винтовкой в руках и вещевым мешком за плечами я прыгнул в воду и сразу же увяз в грязи. Тогда я ухватился за якорь и объяснил Фиделю, что мы попали в болото. Он коротко приказал:
— Иди вперед!
Я пошел вперед, почти утопая в грязной болотной жиже. Когда добрался до мангровых Зарослей, присел на ствол отдохнуть. Скоро стали подходить и другие товарищи.
Хулио Кортасар: Положение наше было — хуже некуда, но по крайней мере мы хоть не болтались больше в море на проклятой посудине, среди блевотины, шквала и кусков размокших галет, среди пулеметов и грязной пены... Хорошо еще, что оставалось немного сухого табака, потому что Луис (на самом деле его звали не Луис, но мы поклялись до победы забыть наши настоящие имена) сообразил спрятать его в жестяную банку, которую мы открывали с большей осторожностью, чем если бы в ней были скорпионы. Но разве поможет табак или ром, когда пять дней кряду суденышко болтается, как пьяная черепаха, безжалостно дует северный ветер, вздымая огромные валы, руки растерты в кровь дужками ведер; когда тебя душит чертова астма, а добрая половина твоих товарищей страдают от морской болезни и сгибаются пополам при рвоте, словно вот-вот переломятся надвое!
Фаустино Перес: Мы высадились в районе Лас-Колорадас, хотя, как правильно сказал товарищ Хуан Мануэль Маркес, это была не высадка, а настоящее кораблекрушение!..
Аугусто Кабрера: Это было второго декабря 1956 года. Я ничего еще не знал об этом, но пришел один знакомый, Антонио, и сказал, что высадился экспедиционный отряд. Сначала я не поверил — тогда много говорили о революции, ну, я и подумал, что это просто “утка”.
— Это правда? — спросил я.
— Конечно, правда. Вон как солдаты зашевелились.
Посидели мы с ним, выпили кофе, поговорили.
А когда он ушел, послышались взрывы бомб — это самолет бомбил кокосовые рощи у побережья.
Я убедился, что мой знакомый сказал правду. Как я уже говорил, это было ранним утром второго числа.
Че: Когда мы высадились, нас разгромили. Мы совершили очень тяжелый переход на катере “Гранма” — 82 человека, не считая судовой команды. Шторм заставил нас изменить курс, большинство страдало от морской болезни. Питьевая вода и продовольствие кончились, и, в довершение всех бед, когда мы подошли к острову, судно застряло в болотистом грунте. С воздуха и с берега нас безостановочно обстреливали, и вскоре в живых осталось меньше половины из нас — или в полуживых, если учесть наше состояние. Из 82 человек нас вместе с Фиделем осталось 12. А вскоре наша группа уменьшилась до семи человек, так как остальные пять куда-то пропали. Вот что осталось от гордой армии Движения 26 Июля. Прижавшись к земле, не открывая огня из опасения обнаружить себя, мы ждали последнего решения Фиделя. А вдали гремели выстрелы морской артиллерии и беспрерывно стучали авиационные пулеметы.
Луис Креспо: Когда мы высадились, я оказал первую помощь Че. Дело в том, что мой отец страдал астмой, и, когда я вижу астматика, я вспоминаю свою семью, своего больного отца. Так вот, когда я спросил, где Че, мне сказали, что там, в болоте. А пройти туда никто не мог. Но я все-таки до него добрался и говорю: “Дай-ка я тебе помогу”. А он отвечает: “Не нужно мне никакой помощи”. Я настаиваю: “Нужно, ты очень устал в этом болоте”. Тогда он мне говорит — мы с ним с самой Мексики были в простых отношениях: “Пошел ты, знаешь куда... Помощник нашелся! Я сюда драться приехал, а не за тем, чтобы мне кто-то помогал”. Но ведь он-то с астмой приехал! В общем, снял я с него мешок и говорю: “Ну, хватит, мы уже прибыли”.
